РАКОВЫЙ КОРПУС 69
Наше общество не готово к откровенному разговору про рак, не готово к осознанию того, что с этим диагнозом рядом живут и умирают родственники, друзья, коллеги.
Наше общество не готово к откровенному разговору про рак, не готово к осознанию того, что с этим диагнозом рядом живут и умирают родственники, друзья, коллеги. Мы испытываем шок уже при виде того, как внешний вид человека меняется после химиотерапии. Как сказала одна из героинь интервью, многие её знакомые, видя безволосую голову, просили: «Не снимай при мне больше шапочку». Иногда у людей возникает что-то вроде нездорового интереса и любопытства, а отсюда и вопросы со смакованием болевых точек: «Где рак? Что отрезали?».
И всё же от этой беды не застрахован никто. По оценкам ВОЗ, к 2030 году количество заболеваний онкологией вырастет в два раза. В прошлом году в Тверской области рак выявили у 6250 жителей. Поэтому давайте открыто поговорим об онкологии: о том, что «ранний» рак (1 и 2 стадии) — это не приговор, о хосписе и паллиативной помощи, о достойном уходе из жизни, о страхах и боли, о том, с какими проблемами сталкиваются онкобольные и их семьи в Твери и регионе в целом, и о том, есть ли выход.
Между первым и последним вздохом:
история одной смерти
Диспетчер тверского хосписа Ольга три месяца назад похоронила мужа. Ему был 41 год.
«Летом 2016 года он пошел делать флюорографию. Причем он ее проходил ровно год назад, было все в порядке. А тут нас сразу направили на компьютерную томографию, а потом в онкодиспансер, взяли биопсию и поставили диагноз: неоперабельный рак легкого III стадии».
Семья понимала, что осталось немного. Но сдаваться никто не собирался. Ольга рассказывает, что муж до последнего верил, что справится с болезнью, выкарабкается и еще поживет.
Ольга Крылова (диспетчер МАНО «Тверской хоспис «Анастасия» )
Каждый день для нас имел значение. Я постоянно думаю, а если бы мы сделали всё как-то иначе, лечились бы по-другому, может быть, он хоть лишние две недели был бы с нами, улыбался бы дочке.
Мужчине назначили химиотерапию. Тогда он ещё чувствовал себя хорошо, но попасть на процедуру удалось только через три месяца. К этому времени он уже задыхался.
«Бесценные три месяца коридоров, записей, очередей. В каждый кабинет, чтобы попасть, нужно записаться. Нас направили на биопсию: чтобы ее сделать, тоже нужно записаться. Время идет, мы приходим на биопсию. Кусочек опухоли отправили на анализ, нужно подождать неделю, чтобы узнать результат, вновь нужно записаться… Потом нас отправляют к химиотерапевту, опять надо записываться».
Для проведения химиотерапии в онкодиспансере в стационар кладут только пациентов из районов, а если больной — житель Твери, то после химиотерапии он сам добирается домой.
«Не у всех есть родственники, которые могут сопроводить. Пришел пациент на химиотерапию, карточку не могут найти, так как она последнее время «гуляла" по всем кабинетам. Но только у таких больных нет сил ходить. За мужа ходила я, он после двух шагов задыхался. Где-то просила, где-то рыдала, где-то ругалась. Вот представьте: холл там такой есть и два кабинета, туда приходят все на химиотерапию — все больные, все тяжелые. Только треть сидит, остальные все стоят. Муж на корточках сидел — даже стульями всех не могут обеспечить. Это, конечно, всё страшно».
Однажды во время химиотерапии в онкодиспансере мужчине так поставили капельницу, что треть препарата ушла под кожу — начались сильнейшие боли и некроз. Рецепты на все лекарства Ольга для мужа получала в поликлинике больницы № 7 на улице Маяковского. Женщина отмечает, что это одна из немногих больниц, где к ним отнеслись по-человечески.
«Здесь карточки онкобольных и инвалидов хранятся у заведующей, и пациентам не нужно сидеть в очередях».
Несколько курсов химии не помогли, метастазы пошли в лимфоузлы, опухоль выросла, началась пневмония. В диспансере сказали: всё кончено, спасти нельзя. И выписали домой умирать.
16 декабря Ольга вызвала скорую. В больницу ехали с мигалками.
«Он уже закатывал глаза, был синий, лежал в коридоре и даже не мог пошевелить рукой. Он задыхался, а я не могла его поднять. Приехал врач скорой, невысокий такой паренек. Он как-то взвалил мужа на себя, донес его до кровати. Мужу ничего не помогало, он выдышал пять литров кислорода, и его повезли в больницу. Тогда в шестёрке его вытянули».
3 января мужчину снова госпитализировали, но в больницу долго не хотели класть: «У нас обычных пациентов много, их надо лечить. А вы все равно умираете».
7 января муж Ольги умер.
«Четверо суток он задыхался. Это были адские мучения. Все ночи в палате с ним дежурил мой отец, а днем рядом была я. Мой муж любил жизнь, он участвовал в боевых действиях, он был очень сильным человеком, но уже перед смертью сказал мне: «Как же я устал жить». Понимаете, его ничего в жизни не ломало, а болезнь сломила, настолько сильными были мучения».
Ольга осталась одна с семилетней дочерью.
«Я видела его накануне вечером, 6 января. Уходя, я его поцеловала… Когда он уже лежал в гробу, батюшка сказал мне: поцелуй его на прощанье в лоб, — а я не смогла. Пусть будет последним этот теплый поцелуй».
«В онкодиспансере по шесть часов стояли в коридорах. Там люди буквально падали. Кого рвёт тут же, кто стонет, кто плачет»
По словам Олега Терехова, главного врача Тверского областного клинического онкологического диспансера, количество пролеченных в стационаре пациентов в год — более 14 тысяч человек, в поликлинике на учёте состоит более 34 тысяч. В год в ТОКОД делают около 5,5 тысяч операций. А теперь давайте прикинем , много это или мало? В диспансере работают всего 109 врачей. На каждого приходится бешеная, нереальная нагрузка. Это в цифрах. А в жизни мы имеем большое количество жалоб пациентов и родственников на равнодушие и бесконечные очереди ко всем врачам, на процедуры, химиотерапию, анализы. Другая из серьёзная проблема онкодиспансера — теснота и нехватка помещений.
Олег Терехов (главный врач ГБУЗ ТОКОД)
Я знаю, бытует мнение, что наши пациенты уезжают лечиться в другие регионы, оно даже поддерживается в медицинском сообществе. Но это не так. Раньше мы направляли около 300 пациентов в другие регионы. Сейчас речь идёт о десятке больных. Мы занимаем в ЦФО продвинутые позиции по дальнейшему ведению пациентов, по использованию современных препаратов для химиотерапии. Реестры препаратов обновляются и расширяются. Мы оказываем также высокотехнологичную помощь, за которой раньше пациентам приходилось уезжать в столицы: хирургические виды лечения, фотодинамическая, лучевая и химическая терапии.
Лечение онкозаболеваний за последний десяток лет действительно сильно продвинулось. При этом, правда, стоимость препаратов с каждым годом растёт, потому что они уже имеют отношение к генной инженерии. Поэтому так или иначе всё упирается в финансовый вопрос. Что же касается специалистов, то в онкодиспансер не выстраиваются очереди из врачей,желающих там работать: очень многие отсеиваются в первые же месяцы или недели.
Но здесь уже у каждого своя правда: выстраданное, заслуженное право осуждать и защищаться, зачастую находясь по разные стороны барьера «врач-пациент».
По данным Росстата за 2015 год, в России от рака умерло 300 232 человека. Из них от злокачественных новообразований:
— органов пищеварения — 109 774
— органов дыхания — 57 127
— женских половых органов — 22 968
— грудной железы — 23 222
— мужских половых органов — 12 650
— мочевыводящих органов — 15 390
В Тверской области:
— в 2015 году онкологию выявили у 5996 человек, умерли 3239 человек
— в 2016 году онкологию выявили у 6250 человек, умерли 3354 человека
«Они ведь не боги, они такие же люди…»
Любовь Лукина узнала о раке молочной железы пятнадцать лет назад, тогда же её прооперировали, сделав мастэктомию. Как это часто бывает, она сама случайно что-то нащупала у себя в груди, после чего пришла к врачу в женскую консультацию. Гинеколог уверила, что грудь в норме, но вот анализы по её профилю плохие, поэтому надо лечиться БАДами. Женщина успокоилась, однако с течением времени стала плохо себя чувствовать, повысилась утомляемость, быстро уходил вес. Случайно на глаза попалась газетная статья, в которой шла речь о признаках онкологии. И вот тогда Любовь Арсеньевна поняла, что и почему с ней происходит, и что несколько жизненно важных месяцев по халатности или вине корыстолюбивого врача упущены.
В онкодиспансере пациентке сказали откровенно: «Тебе есть ради кого жить? Тогда попробуй выкарабкаться!». И женщина стала бороться, потому как на руках были 80-летняя мать и дочь-студентка — И больше никого, кто мог бы поддержать, помочь, утешить.
«Не надо только говорить, что я победила рак. С этим диагнозом я теперь живу, продолжаю ходить по врачам, есть много запретов и ограничений, шесть курсов химиотерапии и 23 курса облучения не прошли без последствий. Мне сожгли бронхи, пришкварили лёгкое, потом началось рожистое воспаление на руке. Но я не спрашивала у Бога, за что мне это. Я молила только, чтобы он дал мне немного времени.
Наш онкодиспансер — это конвейер. Да, врачи ничего не говорят и не объясняют, да они равнодушны и даже иногда грубы, но я их понимаю и оправдываю: им некогда сочувствие к каждому проявлять, они ведь не боги — они такие же люди, которые устают и допускают ошибки. Но всё, что они могут, они делают. А всё остальное — это твоя боль, твоя борьба, твоя личная трагедия. Это моя жизнь бесценна для меня, потому что она одна-единственная, а через их руки таких, как я, проходят тысячи. И слава Богу, что они дистанцируются от нас и не принимают участия, иначе работать в диспансере было бы некому«.
Те больные, которые уже лечились от рака, но болезнь которых прогрессирует, а также те, кого огорошили диагнозом о неоперабельном раке, не знают, что им делать и куда идти. Ответ есть: в хоспис. Здесь участие и сочувствие к пациенту — основополагающие принципы работы.
Полноценной хосписной и паллиативной помощи в тверском регионе нет
В Тверской области отделения сестринской и паллиативной помощи на 200 коек открыты в нескольких ЦРБ — Вышневолоцкой, Лихославльской, Сандовской, Бельской. Есть паллиативное отделение и в Оршинской больнице — в Калининском районе, но не в Твери. При этом надо понимать, что отделение открыли взамен какого-то другого: койки поставили, таблички поменяли, но там работают те же самые медики из бывшего профильного отделения, которые не знают, как помочь тяжелобольному, умирающему человеку. Ведь паллиативная помощь — это не только правильный уход за лежачим пациентом, не только снятие невыносимых болей, — это целая философия. И работать по шаблону, как с остальными больными, здесь нельзя. К тому же у врачей в наших паллиативных отделениях нет прав использовать наркотические обезболивающие.
В Твери же пока есть только хоспис «Анастасия», офис которого находится на проспекте Победы, 69. Здесь дежурит диспетчер, работают врач паллиативной помощи, психотерапевт и одна выездная бригада.
Екатерина Терещенко (врач-терапевт МАНО «Тверской хоспис «Анастасия»)
В год у нас около 200 пациентов, плюс ещё и родственники, которые нуждаются в психологической помощи и консультациях. Люди задают много вопросов даже просто по уходу за лежачим больным — как правильно помыть, как повернуть, как обрабатывать пролежни и т. п. Огромное количество очень маленьких, по сути, вопросов, которые потом могут превратиться в большие проблемы.
Например, в Твери был случай. В хоспис обратились родственники женщины, которая много месяцев лежала. Когда врачи приехали, то увидели пролежни, требующие уже хирургического вмешательства. Онкология была ещё не в смертельной стадии, просто не было должного ухода. Женщину привезли в стационар. На месте ягодиц пациентки была сплошная рана. Несчастная рассказала, что когда родственники делали ей перевязки, она теряла сознание от боли. Спасти больную не успели. То есть фактически человек дома просто сгнил заживо.
Тверской хоспис катастрофически нуждается в стационаре для инкурабельных (неизлечимых) пациентов и финансировании. Сейчас из бюджета на его деятельность денег не выделяют, сотрудники работают как волонтёры и на средства президентского гранта. В 2015 году хоспису «Анастасия» передали здание в Калининском районе для будущего стационара, но на ремонт нужно 50 млн рублей, которых у хосписа нет.
Протоиерей Александр Шабанов (директор МАНО «Тверской хоспис «Анастасия»)
У больных людей нет времени ждать, когда же к ним начнут относиться по-человечески. Мы живем в цивилизованной стране, в современном городе. У нас есть школы, детские сады, университеты, мы можем сходить в театр или покататься на кораблике. Но когда человек заболевает и вылечить его невозможно, он оказывается без помощи. На этой последней стадии жизни нет никакого социального обеспечения, у человека нет возможности достойно умереть. Не у всех есть родственники, которые в любое время суток могут прийти на помощь, нередко умирающий человек оказывается один на один с бедой. К тому же, такие больные зачастую не хотят обременять близких, не хотят, чтобы родственники видели их страдания.
Нужно ли говорить человеку правду о том, что он смертельно болен? Всё зависит от личности: кто перед тобой — сильный или слабый человек? Верующий или не верующий? Какова его модель мира? Исходя из ответов на эти вопросы психотерапевты выбирают соответствующую стратегию помощи, которая прежде всего направлена на то, чтобы уход из жизни был достойным.
«Мы учим не умирать от болезни, а жить с этой болезнью»
Наше общество по своей сути — нарциссическое. Мы все играем в игры достижений: власть, деньги, статус, работа и т. п. Люди стремятся к тому, чтобы быть сильными, богатыми, здоровыми, или позиционируют себя таковыми. Само понятие смерти в эти установки не вписывается, смерть — это табу. Человек словно верит в то, что будет жить вечно. Мысли о конечности бытия, его смысле и собственно уходе или переходе в иной мир, как правило, приходят к человеку, когда серьёзно заболевает он или кто-то из его родных. Только тогда наступает так называемая «точка развития». Для тяжелобольного человека ответы на вопрос о смысле жизни имеют огромное значение, поскольку способны наполнить смыслом его страдания.
Марина Агкацева (психотерапевт МАНО «Тверской хоспис «Анастасия»)
Вопрос о смысле жизни не может быть разрешён без размышлений о Боге. Это моё мнение. И человек должен знать о том, что дни его сочтены, чтобы успеть завершить свои дела, завершить начатое.
За рубежом есть даже специальные центры танатотерапии, где специалисты пытаются помочь безнадёжным больным понять, что их боль и недуг есть не что иное как настоящая жизнь. И когда приходит это осознание, боль и страх отступают, люди понимают что-то, что вряд ли доступно здоровому человеку. У них даже возникает чувство благодарности к собственной болезни за то, что она была.
С чем сталкивается в эмоциональном плане человек, услышавший неизлечимый диагноз? Конечно, с чувством безнадёжности, отчаяния, чувством вины и стыда, когда приходит уверенность, что болезнь — это наказание. Или наоборот — рождается сильная обида на несправедливость (за что мне это? почему именно я?), жалость к себе, гнев, беззащитность, одиночество. Но главное — с всепоглощающим страхом.
Так или иначе, родственники испытывают те же эмоции, поскольку мы всегда всё проецируем на себя. А ещё появляется непонимание того, как дальше общаться с больным человеком. Но если он будет лишён возможности обсуждать то, что его тревожит в настоящий момент, то будет ощущать одиночество. Однако слушать тоже надоуметь: самое главное — не давать оценки состоянию больного, его чувствам и мыслям. Это требует колоссального терпения и чуткости. Поэтому самая главная психологическая поддержка родных заключается в том, чтобы показать больному: мы готовы пережить с тобой все трудности, мы готовы быть с ним до конца, оказывать внимание и заботу.
«Митрополит Антоний Сурожский писал, что главное в семье — установить отношения честности и искренности, - говорит Марина Агкацева. - Нельзя ничего сделать с чувствами больного, можно только дать возможность их выразить, то есть родственники должны обладать эмпатией. А сострадание к человеку всегда связано с осознанием его уникальности и уважением к нему, кем бы он ни был. Пациент не нуждается в том, чтобы мы ощущали его боль. Он нуждается в нашей творческой отзывчивости на его страдания. Человеку нужно, чтобы ты был с ним в его горе. Но не надо убеждать его в том, что горя нет или что он не прав, горюя. Не надо утешать его пустыми словами. Дежурные фразы, такие как «всё будет хорошо», «не переживай» и им подобные, говорят только о том, что мы не встретились с этим человеком, мы закрылись от него из-за собственного страха смерти» .
Надо дать больному возможность выразить всю свою скорбь, после чего наступит смирение. И в этот период человек нуждается не в наших словах, а в присутствии и молчании. И всегда — в нашей любви.
Мы все боимся боли, потому что боль, помимо физических мучений и страданий, приводит к потере контроля — над ситуацией, над самим собой. Стонущий, плачущий и кричащий от боли человек не хочет и не может ни есть, ни говорить, ни спать, ни читать, ни думать, ни жить. Он хочет только одного — чтобы боль прекратилась. Поэтому обезумевшие родственники бегают с рецептами, сидят в очередях, унижаются, умоляют, ругаются, сдают ампулы, и опять - очереди, новые рецепты по кругу, по кругу...
«Боль оставляет следы на наших лицах и делает их похожими
друг на друга»
Боль бывает разных видов и приходит по разным причинам. Надо выяснить, какая это боль, чтобы понять, как её снять. Потому что не существует единого рецепта от всех видов боли. Это миф, что наркотик снимет любую боль.
Кто в Тверской области выписывает рецепты на обезболивающие препараты? Не онкодиспансер и не хоспис, который имеет право только дать рекомендации — названия лекарств и дозировки. В Тверской области наркотические препараты выписывают… Участковые терапевты. И такого больше нигде в стране нет.
Для начала нужно получить справку из онкодиспансера с указанием диагноза и заветной фразой «При необходимости обезболивание вплоть до наркотических препаратов». А дальше — на усмотрение терапевта, который сидит в поликлинике по месту жительства. Но мы уже знаем, что подобрать правильное обезболивающее — целая наука. А врачи в поликлинике, по факту, зачастую просто не компетентны.
«Терапевты не знают и не хотят знать! Так, по старинке, как 20 лет назад, назначают препарат П*** - это ещё с тех времён, когда у нас начали усиленно с наркоманией бороться. Но этот препарат хорош только для острых болей, например, после операции. Он не подходит для тех, у кого постоянные длительные боли. Он не подходит онкобольным, потому что не всегда помогает, к тому же он имеет сильное токсическое действие. Ещё у нас есть такие кадры, которые говорят, что будут лечить только анальгином с димедролом», — рассказывает врач-терапевт Екатерина Терещенко.
53-летний Валерий, брат тверичанки Марины, умер летом 2016 года. Сначала долго болел, кашлял, температурил. Когда совсем стало плохо и появилась одышка, обратились в больницу. МРТ показала в лёгком Валерия опухоль с метастазами. А дальше — онкодиспансер: на операционном столе разрезали, зашили, сказали, что слишком поздно. Рак неоперабельный. После четырёх курсов химиотерапии начались сильные боли.
«Врач-терапевт в поликлинике отнеслась с чудовищным равнодушием, сказала, мол, нечего его на наркоту сажать, ишь чего удумали, мол, хватит анальгина с димедролом. А он уже кричать от боли начал, плакал. Я боялась его одного оставлять: он сказал, что с балкона спрыгнет.
А врач приходила и орала на него: «Вставай давай! Чего разлёгся?». У него давление 60 на 40, он уже и не ел ничего — рвало всё время. В последний раз она пришла утром 1 августа: велела нам его поднять, потому что ей послушать надо было, снова накричала. А у брата даже зрачков не было видно — глаза закатились, хотя он в сознании был до последнего. Вечером он умер», — рассказывает Марина .
Врачи тверского хосписа подсказали женщине, чтобы она обратилась со своей бедой к заведующей поликлиники. Только тогда она получила заветный рецепт на обезболивающие.
«Я в больницу и в аптеку как на работу ходила — каждый день. С утра бегу ампулы сдавать, отчитываюсь за расход лекарств, потом рецепт дают, потом в аптеку бегу… А дозы не хватало — часа на два, а потом опять боли. И так каждый день. Нас пластыри спасли. Я сама покупала. Пластыря хватало на двое суток. Конечно, боли были, но не такие сильные» .
Сегодня в России рецепты на наркотические обезболивающие выписывают на срок до 15 дней, раньше давали всего на пять. К счастью, отменили обязательную вторую печать от заведующей поликлиникой. Сейчас на рецепте достаточно только подписи и печати терапевта.
Что касается ассортимента наркотических препаратов, то в Тверской области широкого выбора нет, а о такой форме, как пластыри, не только больные, но и даже многие врачи слыхом не слыхивали. Поэтому и аптеки их закупают в недостаточном количестве, и пластырей иногда не хватает. Пока этот процесс не налажен. Что касается остальных лекарств, они есть в аптеках. Но вам повезло, если аптека рядом. А что делать, если больной живёт где-нибудь в районе? В глухой деревне?
Сейчас с родственников сняли обязанность отчитываться за использованные наркотики: пустые ампулы, облатки, пластыри приносить больше не надо. Это уже прописано в федеральном законодательстве.
Более того, как оказалось, что приносить участковому справку из онкодиспансера тоже не требуется. Однако в некоторых тверских поликлиниках по старинке продолжают требовать. Почему? Потому что врачи боятся ответственности, проверок, отчётов, и потому не спешат назначать или вовсе не назначают наркотические обезболивающие. Либо выписывают минимальные дозы.
«По факту врач терапевт не лечит опухоль — он снимает болевой синдром. Поэтому он имеет право выписывать рецепт на наркотические обезболивающие, не требуя справки от онколога. Врачи подстраховываются, хотя нужды в этом нет. Видимо, они боятся уголовного преследования», — поясняет главврач ГБУЗ ТОКОД Олег Терехов.
Очевидно, что навести порядок с выдачей и отчётностью наркотических обезболивающих препаратов, опираясь на действующее законодательство, вполне реально, спустив обязательную для всех поликлиник директиву сверху — из Минздрава. Что касается выписки рецептов, то на онкологов эту функцию сейчас вешать нельзя, поскольку они без того неимоверно загружены. Выход из ситуации, по мнению врачей хосписа, заключается в создании отдельной службы, которая будет вести таких пациентов и грамотно назначать лечение, принимая коллегиальное решение. Ведь если, к примеру, метастазы в позвоночнике, требуется консультация невролога, который скажет, как снять эти боли.
Парадокс: женщины часто не идут на маммографию из-за страха, что у них что-нибудь найдут
Отчего возникает рак? Если кто-нибудь совершит открытие и найдёт ответ на этот вопрос, то получит Нобелевскую премию. Сейчас есть чёткое понимание того, что приводит к раку ослабление иммунитета. Наш организм имеет собственную «армию», которая стоит на страже. Если внедрилась бактерия, иммунная система включает механизмы борьбы. Если появилась мутация в родной клетке, опять-таки, предусмотрена её гибель — апоптоз. Но при онкологических заболеваниях на этом уровне происходит сбой, ошибка: раковая клетка с мутацией «обманывает» иммунную систему, которая не может распознать «врага». А дальше клетка-мутант начинает активно делиться. Понятно, что чем слабее иммунитет, тем больше вероятность возникновения онкологии.
И все-таки рак — не приговор, если он обнаружен на ранней стадии. Поэтому каждый должен в первую очередь сам позаботиться о себе.
«У женщин на первом месте стоит рак молочной железы. Парадокс в том, что эти опухоли визуальной локализации легко выявляются при диспансерных осмотрах. Поэтому когда мы выявляем запущенные случаи, то задаёмся вопросами: как так-то? почему врачи не увидели раньше? Тогда и выясняется, что человек долгое время не ходил к врачу. Ответственность населения за своё здоровье крайне низкая. Кроме того, доступная бесплатная медицина оставляет желать лучшего», — говорит Олег Терехов.
Ещё одна причина позднего обнаружения рака в том, что сейчас среди врачей затухает так называемая онконастороженность. Опытный и неравнодушный специалист при каких-либо нетипичных симптомах заболевания (того же гриппа, к примеру) или при наличии, допустим, сахарного диабета обязательно направит пациента на дополнительное обследование. Но на практике это происходит редко из-за сильной коммерциализации медицины.
Статистика заболеваемости онкологией в Тверской области в 2016 году:
У мужчин:
рак легких - 20%
рак предстательной железы - 12%
рак кишечника 11%
рак кожи 8%
рак желудка 8% и др.
У женщин:
рак молочной железы 20%
рак кожи 13%
рак кишечника 12,4%
рак тела матки 9% и др.
Врач-гинеколог, эндокринолог Татьяна Казаишвили считает, что женщины могут уберечь себя от самых распространенных видов рака — молочной железы и шейки матки. Главное — внимание к своему организму и своевременное обследование.
Каждая женщина должна уметь самостоятельно обследовать грудь. Делать это лучше в первые 10 дней менструального цикла.
Встаньте перед зеркалом и внимательно осмотрите грудь. Если одна грудь вдруг стала больше другой, изменился цвет соска и околососкового кружка, появились участки кожи, напоминающие «лимонную корку», — это повод обратиться к врачу. Затем большим и указательным пальцами сожмите по очереди каждый сосок, чтобы выяснить, есть ли выделения из груди. Наличие выделений — тоже повод прийти на прием к маммологу. После этого заведите правую руку за голову и подушечками пальцев левой руки круговыми движениями прощупайте правую грудь. Повторите процедуру с левой грудью. Затем пропальпируйте грудь лежа, обратите внимание на подмышечную впадину и зону над грудью, под ключицей.
Помимо самообследования, женщина регулярно должна посещать маммолога. До 40 лет каждый год нужно делать УЗИ молочной железы и органов малого таза. После 40 лет, когда происходит перерождение железистой ткани груди в жировую, женщины должны регулярно делать маммографию. Чтобы вовремя обнаружить рак шейки матки, нужно регулярно посещать гинеколога.
Татьяна Казаишвили (врач гинеколог, эндокринолог ГБУЗ «Центр специализированных видов помощи им. В.П. Аваева»)
Научно доказано, что рак шейки матки вызывается вирусом папилломы человека (ВПЧ). Этот вирус передается половым путем, а потому, чтобы избежать болезни, нужно иметь одного полового партнера или пользоваться презервативами. У врача-гинеколога женщина может сдать мазок на ВПЧ и на онкоцитологию.
В ГБУЗ «Центр специализированных видов помощи им. В.П. Аваева» мазок на онкологию исследуется методом жидкостной цитологии.
«Это современный «золотой стандарт» исследования, он позволяет дать врачу более точное и информативное заключение. К сожалению, в женских консультациях Твери и области мазки на цитологию исследуют по старинке, и выявляемость патологических изменений здесь очень низкая».
Сегодня рак шейки матки можно предупредить, для этого создана вакцина от ВПЧ. Родители должны сделать прививку ребенку в возрасте 9−13 лет, до начала половой жизни. Прививка делается трижды в течение полугода. Осложнений выявлено не было. В Тверской области существует региональная программа по вакцинации от ВПЧ, но вакцины закупается недостаточно для того, чтобы охватить всех девочек. По желанию родители могут сделать прививку платно.
К сожалению, по словам Татьяны Казаишвили, в обществе очень много предрассудков по поводу прививок, в том числе и от ВПЧ.
Увеличьте свои шансы на жизнь
Заслуженный врач России Инна Румянцева рассказала о профилактике и о тех, кто находится в группе риска.
Инна Румянцева (врач-онколог ГБУЗ ТОКОД)
Каждый житель Тверской области один раз в три года бесплатно, по полису ОМС, может пройти диспансеризацию. Она включает осмотр узкими специалистами, УЗИ брюшной полости, основные анализы, флюорографию. В 2016 году среди выявленных случаев злокачественной опухоли при профилактических осмотрах I-II стадия составила 89,3%.
Основные факторы риска развития злокачественных новообразований:
Возраст
— до 29 лет из 100 000 населения рак диагностируют у 21 человека;
— от 30 до 39 лет — 98 человек из 100 000 населения;
— от 40 до 49 лет — до 250 человек из 100 000
— старше 50 лет — 1000 человек из 100 000
Рак легкого
— курение сигарет является причиной 85−90% случаев рака легкого, лица со стажем курения более 10 лет в 30 раз чаще заболевают, чем некурящие;
— болезни легких: пневмосклероз, ХОБЛ;
— мужской пол.
Однако в последние годы наблюдается рост заболеваемости и смертности от рака легкого среди женщин.
Рак желудка
— питание. Чрезмерное употребление пряностей, соленых и копченых продуктов, а также пище, богатой углеводами и бедной жирами, белками и витаминами А, С и Е;
— атрофический гастрит, вызванный Helicobacter pylori;
— дисплазия (тяжелая) слизистой желудка;
— полипы желудка;
— резекция желудка по поводу язвенной болезни (через 15−20 лет после операции).
Рак толстой кишки
— полипы;
— неспецифический язвенный колит;
— болезнь Крона;
— генетические факторы (в основном у родственников первой линии).
Рак молочной железы
— первые роды после 30 лет;
— аборты;
— пролиферативные формы фиброзно-кистозной мастопатии;
— узловые образования в молочных железах;
— кровянистые выделения из сосков молочных желез;
— заместительная гормонотерапия в постменопаузе в течение 5 лет и более;
— ожирение;
— сахарный диабет;
— гипертоническая болезнь;
— наследственная предрасположенность по материнской линии;
— предшествующее лечение по поводу рака яичников, ободочной кишки;
Рак шейки матки
— ранний возраст начала половой жизни;
— большое число половых партнеров;
— инфицирование шейки матки вирусом папилломы человека онкогенного типа;
— курение;
— отсутствие осмотра гинеколога и цитологического обследования шейки матки в течение 3 лет.
Рак предстательной железы (РПЖ)
— семейный анамнез;
— РПЖ у отца или брата в возрасте до 50 лет повышает его риск в 7 раз, если заболели после 70 лет — в 4 раза;
— измененный уровень эстрогенов и андрогенов;
— повышенные цифры ПСА (простатспецифический антиген); примерно в 15% случаев бывает ложноположительным;
— обязательна консультация уролога при наличии различных жалоб со стороны предстательной железы.
Злокачественные опухоли (ЗО) кожи (рак, меланома)
— инсоляция; в 70−80% ЗО возникают на открытых участках тела;
— ультрафиолетовое, ионизирующее излучение;
— травмы, ожоги кожи;
— иммунодефицит;
— невусы (родимые пятна), в т. ч. диспластические.
Рак щитовидной железы
— ионизирующее излучение (радиоактивные осадки или облучения области шеи);
— наследственные факторы при медуллярном раке щитовидной железы;
— ТТГ — стойкое повышение;
— Узловые образования в щитовидной железе, требующие цитологического обследования (после консультации эндокринолога).
Кроме того, хорошей профилактикой онкозаболеваний станет, как бы банально это ни звучало, здоровый образ жизни. Если следить за здоровьем в целом, укреплять иммунитет, правильно питаться, отказаться от курения и беспорядочных половых связей, можно значительно увеличить свои шансы на жизнь.
И всё же от этой беды не застрахован никто. По оценкам ВОЗ, к 2030 году количество заболеваний онкологией вырастет в два раза. В прошлом году в Тверской области рак выявили у 6250 жителей. Поэтому давайте открыто поговорим об онкологии: о том, что «ранний» рак (1 и 2 стадии) — это не приговор, о хосписе и паллиативной помощи, о достойном уходе из жизни, о страхах и боли, о том, с какими проблемами сталкиваются онкобольные и их семьи в Твери и регионе в целом, и о том, есть ли выход.
Между первым и последним вздохом:
история одной смерти
Диспетчер тверского хосписа Ольга три месяца назад похоронила мужа. Ему был 41 год.
«Летом 2016 года он пошел делать флюорографию. Причем он ее проходил ровно год назад, было все в порядке. А тут нас сразу направили на компьютерную томографию, а потом в онкодиспансер, взяли биопсию и поставили диагноз: неоперабельный рак легкого III стадии».
Семья понимала, что осталось немного. Но сдаваться никто не собирался. Ольга рассказывает, что муж до последнего верил, что справится с болезнью, выкарабкается и еще поживет.
Ольга Крылова (диспетчер МАНО «Тверской хоспис «Анастасия» )
Каждый день для нас имел значение. Я постоянно думаю, а если бы мы сделали всё как-то иначе, лечились бы по-другому, может быть, он хоть лишние две недели был бы с нами, улыбался бы дочке.
Мужчине назначили химиотерапию. Тогда он ещё чувствовал себя хорошо, но попасть на процедуру удалось только через три месяца. К этому времени он уже задыхался.
«Бесценные три месяца коридоров, записей, очередей. В каждый кабинет, чтобы попасть, нужно записаться. Нас направили на биопсию: чтобы ее сделать, тоже нужно записаться. Время идет, мы приходим на биопсию. Кусочек опухоли отправили на анализ, нужно подождать неделю, чтобы узнать результат, вновь нужно записаться… Потом нас отправляют к химиотерапевту, опять надо записываться».
Для проведения химиотерапии в онкодиспансере в стационар кладут только пациентов из районов, а если больной — житель Твери, то после химиотерапии он сам добирается домой.
«Не у всех есть родственники, которые могут сопроводить. Пришел пациент на химиотерапию, карточку не могут найти, так как она последнее время «гуляла" по всем кабинетам. Но только у таких больных нет сил ходить. За мужа ходила я, он после двух шагов задыхался. Где-то просила, где-то рыдала, где-то ругалась. Вот представьте: холл там такой есть и два кабинета, туда приходят все на химиотерапию — все больные, все тяжелые. Только треть сидит, остальные все стоят. Муж на корточках сидел — даже стульями всех не могут обеспечить. Это, конечно, всё страшно».
Однажды во время химиотерапии в онкодиспансере мужчине так поставили капельницу, что треть препарата ушла под кожу — начались сильнейшие боли и некроз. Рецепты на все лекарства Ольга для мужа получала в поликлинике больницы № 7 на улице Маяковского. Женщина отмечает, что это одна из немногих больниц, где к ним отнеслись по-человечески.
«Здесь карточки онкобольных и инвалидов хранятся у заведующей, и пациентам не нужно сидеть в очередях».
Несколько курсов химии не помогли, метастазы пошли в лимфоузлы, опухоль выросла, началась пневмония. В диспансере сказали: всё кончено, спасти нельзя. И выписали домой умирать.
16 декабря Ольга вызвала скорую. В больницу ехали с мигалками.
«Он уже закатывал глаза, был синий, лежал в коридоре и даже не мог пошевелить рукой. Он задыхался, а я не могла его поднять. Приехал врач скорой, невысокий такой паренек. Он как-то взвалил мужа на себя, донес его до кровати. Мужу ничего не помогало, он выдышал пять литров кислорода, и его повезли в больницу. Тогда в шестёрке его вытянули».
3 января мужчину снова госпитализировали, но в больницу долго не хотели класть: «У нас обычных пациентов много, их надо лечить. А вы все равно умираете».
7 января муж Ольги умер.
«Четверо суток он задыхался. Это были адские мучения. Все ночи в палате с ним дежурил мой отец, а днем рядом была я. Мой муж любил жизнь, он участвовал в боевых действиях, он был очень сильным человеком, но уже перед смертью сказал мне: «Как же я устал жить». Понимаете, его ничего в жизни не ломало, а болезнь сломила, настолько сильными были мучения».
Ольга осталась одна с семилетней дочерью.
«Я видела его накануне вечером, 6 января. Уходя, я его поцеловала… Когда он уже лежал в гробу, батюшка сказал мне: поцелуй его на прощанье в лоб, — а я не смогла. Пусть будет последним этот теплый поцелуй».
«В онкодиспансере по шесть часов стояли в коридорах. Там люди буквально падали. Кого рвёт тут же, кто стонет, кто плачет»
По словам Олега Терехова, главного врача Тверского областного клинического онкологического диспансера, количество пролеченных в стационаре пациентов в год — более 14 тысяч человек, в поликлинике на учёте состоит более 34 тысяч. В год в ТОКОД делают около 5,5 тысяч операций. А теперь давайте прикинем , много это или мало? В диспансере работают всего 109 врачей. На каждого приходится бешеная, нереальная нагрузка. Это в цифрах. А в жизни мы имеем большое количество жалоб пациентов и родственников на равнодушие и бесконечные очереди ко всем врачам, на процедуры, химиотерапию, анализы. Другая из серьёзная проблема онкодиспансера — теснота и нехватка помещений.
Олег Терехов (главный врач ГБУЗ ТОКОД)
Я знаю, бытует мнение, что наши пациенты уезжают лечиться в другие регионы, оно даже поддерживается в медицинском сообществе. Но это не так. Раньше мы направляли около 300 пациентов в другие регионы. Сейчас речь идёт о десятке больных. Мы занимаем в ЦФО продвинутые позиции по дальнейшему ведению пациентов, по использованию современных препаратов для химиотерапии. Реестры препаратов обновляются и расширяются. Мы оказываем также высокотехнологичную помощь, за которой раньше пациентам приходилось уезжать в столицы: хирургические виды лечения, фотодинамическая, лучевая и химическая терапии.
Лечение онкозаболеваний за последний десяток лет действительно сильно продвинулось. При этом, правда, стоимость препаратов с каждым годом растёт, потому что они уже имеют отношение к генной инженерии. Поэтому так или иначе всё упирается в финансовый вопрос. Что же касается специалистов, то в онкодиспансер не выстраиваются очереди из врачей,желающих там работать: очень многие отсеиваются в первые же месяцы или недели.
Но здесь уже у каждого своя правда: выстраданное, заслуженное право осуждать и защищаться, зачастую находясь по разные стороны барьера «врач-пациент».
По данным Росстата за 2015 год, в России от рака умерло 300 232 человека. Из них от злокачественных новообразований:
— органов пищеварения — 109 774
— органов дыхания — 57 127
— женских половых органов — 22 968
— грудной железы — 23 222
— мужских половых органов — 12 650
— мочевыводящих органов — 15 390
В Тверской области:
— в 2015 году онкологию выявили у 5996 человек, умерли 3239 человек
— в 2016 году онкологию выявили у 6250 человек, умерли 3354 человека
«Они ведь не боги, они такие же люди…»
Любовь Лукина узнала о раке молочной железы пятнадцать лет назад, тогда же её прооперировали, сделав мастэктомию. Как это часто бывает, она сама случайно что-то нащупала у себя в груди, после чего пришла к врачу в женскую консультацию. Гинеколог уверила, что грудь в норме, но вот анализы по её профилю плохие, поэтому надо лечиться БАДами. Женщина успокоилась, однако с течением времени стала плохо себя чувствовать, повысилась утомляемость, быстро уходил вес. Случайно на глаза попалась газетная статья, в которой шла речь о признаках онкологии. И вот тогда Любовь Арсеньевна поняла, что и почему с ней происходит, и что несколько жизненно важных месяцев по халатности или вине корыстолюбивого врача упущены.
В онкодиспансере пациентке сказали откровенно: «Тебе есть ради кого жить? Тогда попробуй выкарабкаться!». И женщина стала бороться, потому как на руках были 80-летняя мать и дочь-студентка — И больше никого, кто мог бы поддержать, помочь, утешить.
«Не надо только говорить, что я победила рак. С этим диагнозом я теперь живу, продолжаю ходить по врачам, есть много запретов и ограничений, шесть курсов химиотерапии и 23 курса облучения не прошли без последствий. Мне сожгли бронхи, пришкварили лёгкое, потом началось рожистое воспаление на руке. Но я не спрашивала у Бога, за что мне это. Я молила только, чтобы он дал мне немного времени.
Наш онкодиспансер — это конвейер. Да, врачи ничего не говорят и не объясняют, да они равнодушны и даже иногда грубы, но я их понимаю и оправдываю: им некогда сочувствие к каждому проявлять, они ведь не боги — они такие же люди, которые устают и допускают ошибки. Но всё, что они могут, они делают. А всё остальное — это твоя боль, твоя борьба, твоя личная трагедия. Это моя жизнь бесценна для меня, потому что она одна-единственная, а через их руки таких, как я, проходят тысячи. И слава Богу, что они дистанцируются от нас и не принимают участия, иначе работать в диспансере было бы некому«.
Те больные, которые уже лечились от рака, но болезнь которых прогрессирует, а также те, кого огорошили диагнозом о неоперабельном раке, не знают, что им делать и куда идти. Ответ есть: в хоспис. Здесь участие и сочувствие к пациенту — основополагающие принципы работы.
Полноценной хосписной и паллиативной помощи в тверском регионе нет
В Тверской области отделения сестринской и паллиативной помощи на 200 коек открыты в нескольких ЦРБ — Вышневолоцкой, Лихославльской, Сандовской, Бельской. Есть паллиативное отделение и в Оршинской больнице — в Калининском районе, но не в Твери. При этом надо понимать, что отделение открыли взамен какого-то другого: койки поставили, таблички поменяли, но там работают те же самые медики из бывшего профильного отделения, которые не знают, как помочь тяжелобольному, умирающему человеку. Ведь паллиативная помощь — это не только правильный уход за лежачим пациентом, не только снятие невыносимых болей, — это целая философия. И работать по шаблону, как с остальными больными, здесь нельзя. К тому же у врачей в наших паллиативных отделениях нет прав использовать наркотические обезболивающие.
В Твери же пока есть только хоспис «Анастасия», офис которого находится на проспекте Победы, 69. Здесь дежурит диспетчер, работают врач паллиативной помощи, психотерапевт и одна выездная бригада.
Екатерина Терещенко (врач-терапевт МАНО «Тверской хоспис «Анастасия»)
В год у нас около 200 пациентов, плюс ещё и родственники, которые нуждаются в психологической помощи и консультациях. Люди задают много вопросов даже просто по уходу за лежачим больным — как правильно помыть, как повернуть, как обрабатывать пролежни и т. п. Огромное количество очень маленьких, по сути, вопросов, которые потом могут превратиться в большие проблемы.
Например, в Твери был случай. В хоспис обратились родственники женщины, которая много месяцев лежала. Когда врачи приехали, то увидели пролежни, требующие уже хирургического вмешательства. Онкология была ещё не в смертельной стадии, просто не было должного ухода. Женщину привезли в стационар. На месте ягодиц пациентки была сплошная рана. Несчастная рассказала, что когда родственники делали ей перевязки, она теряла сознание от боли. Спасти больную не успели. То есть фактически человек дома просто сгнил заживо.
Тверской хоспис катастрофически нуждается в стационаре для инкурабельных (неизлечимых) пациентов и финансировании. Сейчас из бюджета на его деятельность денег не выделяют, сотрудники работают как волонтёры и на средства президентского гранта. В 2015 году хоспису «Анастасия» передали здание в Калининском районе для будущего стационара, но на ремонт нужно 50 млн рублей, которых у хосписа нет.
Протоиерей Александр Шабанов (директор МАНО «Тверской хоспис «Анастасия»)
У больных людей нет времени ждать, когда же к ним начнут относиться по-человечески. Мы живем в цивилизованной стране, в современном городе. У нас есть школы, детские сады, университеты, мы можем сходить в театр или покататься на кораблике. Но когда человек заболевает и вылечить его невозможно, он оказывается без помощи. На этой последней стадии жизни нет никакого социального обеспечения, у человека нет возможности достойно умереть. Не у всех есть родственники, которые в любое время суток могут прийти на помощь, нередко умирающий человек оказывается один на один с бедой. К тому же, такие больные зачастую не хотят обременять близких, не хотят, чтобы родственники видели их страдания.
Нужно ли говорить человеку правду о том, что он смертельно болен? Всё зависит от личности: кто перед тобой — сильный или слабый человек? Верующий или не верующий? Какова его модель мира? Исходя из ответов на эти вопросы психотерапевты выбирают соответствующую стратегию помощи, которая прежде всего направлена на то, чтобы уход из жизни был достойным.
«Мы учим не умирать от болезни, а жить с этой болезнью»
Наше общество по своей сути — нарциссическое. Мы все играем в игры достижений: власть, деньги, статус, работа и т. п. Люди стремятся к тому, чтобы быть сильными, богатыми, здоровыми, или позиционируют себя таковыми. Само понятие смерти в эти установки не вписывается, смерть — это табу. Человек словно верит в то, что будет жить вечно. Мысли о конечности бытия, его смысле и собственно уходе или переходе в иной мир, как правило, приходят к человеку, когда серьёзно заболевает он или кто-то из его родных. Только тогда наступает так называемая «точка развития». Для тяжелобольного человека ответы на вопрос о смысле жизни имеют огромное значение, поскольку способны наполнить смыслом его страдания.
Марина Агкацева (психотерапевт МАНО «Тверской хоспис «Анастасия»)
Вопрос о смысле жизни не может быть разрешён без размышлений о Боге. Это моё мнение. И человек должен знать о том, что дни его сочтены, чтобы успеть завершить свои дела, завершить начатое.
За рубежом есть даже специальные центры танатотерапии, где специалисты пытаются помочь безнадёжным больным понять, что их боль и недуг есть не что иное как настоящая жизнь. И когда приходит это осознание, боль и страх отступают, люди понимают что-то, что вряд ли доступно здоровому человеку. У них даже возникает чувство благодарности к собственной болезни за то, что она была.
С чем сталкивается в эмоциональном плане человек, услышавший неизлечимый диагноз? Конечно, с чувством безнадёжности, отчаяния, чувством вины и стыда, когда приходит уверенность, что болезнь — это наказание. Или наоборот — рождается сильная обида на несправедливость (за что мне это? почему именно я?), жалость к себе, гнев, беззащитность, одиночество. Но главное — с всепоглощающим страхом.
Так или иначе, родственники испытывают те же эмоции, поскольку мы всегда всё проецируем на себя. А ещё появляется непонимание того, как дальше общаться с больным человеком. Но если он будет лишён возможности обсуждать то, что его тревожит в настоящий момент, то будет ощущать одиночество. Однако слушать тоже надоуметь: самое главное — не давать оценки состоянию больного, его чувствам и мыслям. Это требует колоссального терпения и чуткости. Поэтому самая главная психологическая поддержка родных заключается в том, чтобы показать больному: мы готовы пережить с тобой все трудности, мы готовы быть с ним до конца, оказывать внимание и заботу.
«Митрополит Антоний Сурожский писал, что главное в семье — установить отношения честности и искренности, - говорит Марина Агкацева. - Нельзя ничего сделать с чувствами больного, можно только дать возможность их выразить, то есть родственники должны обладать эмпатией. А сострадание к человеку всегда связано с осознанием его уникальности и уважением к нему, кем бы он ни был. Пациент не нуждается в том, чтобы мы ощущали его боль. Он нуждается в нашей творческой отзывчивости на его страдания. Человеку нужно, чтобы ты был с ним в его горе. Но не надо убеждать его в том, что горя нет или что он не прав, горюя. Не надо утешать его пустыми словами. Дежурные фразы, такие как «всё будет хорошо», «не переживай» и им подобные, говорят только о том, что мы не встретились с этим человеком, мы закрылись от него из-за собственного страха смерти» .
Надо дать больному возможность выразить всю свою скорбь, после чего наступит смирение. И в этот период человек нуждается не в наших словах, а в присутствии и молчании. И всегда — в нашей любви.
Мы все боимся боли, потому что боль, помимо физических мучений и страданий, приводит к потере контроля — над ситуацией, над самим собой. Стонущий, плачущий и кричащий от боли человек не хочет и не может ни есть, ни говорить, ни спать, ни читать, ни думать, ни жить. Он хочет только одного — чтобы боль прекратилась. Поэтому обезумевшие родственники бегают с рецептами, сидят в очередях, унижаются, умоляют, ругаются, сдают ампулы, и опять - очереди, новые рецепты по кругу, по кругу...
«Боль оставляет следы на наших лицах и делает их похожими
друг на друга»
Боль бывает разных видов и приходит по разным причинам. Надо выяснить, какая это боль, чтобы понять, как её снять. Потому что не существует единого рецепта от всех видов боли. Это миф, что наркотик снимет любую боль.
Кто в Тверской области выписывает рецепты на обезболивающие препараты? Не онкодиспансер и не хоспис, который имеет право только дать рекомендации — названия лекарств и дозировки. В Тверской области наркотические препараты выписывают… Участковые терапевты. И такого больше нигде в стране нет.
Для начала нужно получить справку из онкодиспансера с указанием диагноза и заветной фразой «При необходимости обезболивание вплоть до наркотических препаратов». А дальше — на усмотрение терапевта, который сидит в поликлинике по месту жительства. Но мы уже знаем, что подобрать правильное обезболивающее — целая наука. А врачи в поликлинике, по факту, зачастую просто не компетентны.
«Терапевты не знают и не хотят знать! Так, по старинке, как 20 лет назад, назначают препарат П*** - это ещё с тех времён, когда у нас начали усиленно с наркоманией бороться. Но этот препарат хорош только для острых болей, например, после операции. Он не подходит для тех, у кого постоянные длительные боли. Он не подходит онкобольным, потому что не всегда помогает, к тому же он имеет сильное токсическое действие. Ещё у нас есть такие кадры, которые говорят, что будут лечить только анальгином с димедролом», — рассказывает врач-терапевт Екатерина Терещенко.
53-летний Валерий, брат тверичанки Марины, умер летом 2016 года. Сначала долго болел, кашлял, температурил. Когда совсем стало плохо и появилась одышка, обратились в больницу. МРТ показала в лёгком Валерия опухоль с метастазами. А дальше — онкодиспансер: на операционном столе разрезали, зашили, сказали, что слишком поздно. Рак неоперабельный. После четырёх курсов химиотерапии начались сильные боли.
«Врач-терапевт в поликлинике отнеслась с чудовищным равнодушием, сказала, мол, нечего его на наркоту сажать, ишь чего удумали, мол, хватит анальгина с димедролом. А он уже кричать от боли начал, плакал. Я боялась его одного оставлять: он сказал, что с балкона спрыгнет.
А врач приходила и орала на него: «Вставай давай! Чего разлёгся?». У него давление 60 на 40, он уже и не ел ничего — рвало всё время. В последний раз она пришла утром 1 августа: велела нам его поднять, потому что ей послушать надо было, снова накричала. А у брата даже зрачков не было видно — глаза закатились, хотя он в сознании был до последнего. Вечером он умер», — рассказывает Марина .
Врачи тверского хосписа подсказали женщине, чтобы она обратилась со своей бедой к заведующей поликлиники. Только тогда она получила заветный рецепт на обезболивающие.
«Я в больницу и в аптеку как на работу ходила — каждый день. С утра бегу ампулы сдавать, отчитываюсь за расход лекарств, потом рецепт дают, потом в аптеку бегу… А дозы не хватало — часа на два, а потом опять боли. И так каждый день. Нас пластыри спасли. Я сама покупала. Пластыря хватало на двое суток. Конечно, боли были, но не такие сильные» .
Сегодня в России рецепты на наркотические обезболивающие выписывают на срок до 15 дней, раньше давали всего на пять. К счастью, отменили обязательную вторую печать от заведующей поликлиникой. Сейчас на рецепте достаточно только подписи и печати терапевта.
Что касается ассортимента наркотических препаратов, то в Тверской области широкого выбора нет, а о такой форме, как пластыри, не только больные, но и даже многие врачи слыхом не слыхивали. Поэтому и аптеки их закупают в недостаточном количестве, и пластырей иногда не хватает. Пока этот процесс не налажен. Что касается остальных лекарств, они есть в аптеках. Но вам повезло, если аптека рядом. А что делать, если больной живёт где-нибудь в районе? В глухой деревне?
Сейчас с родственников сняли обязанность отчитываться за использованные наркотики: пустые ампулы, облатки, пластыри приносить больше не надо. Это уже прописано в федеральном законодательстве.
Более того, как оказалось, что приносить участковому справку из онкодиспансера тоже не требуется. Однако в некоторых тверских поликлиниках по старинке продолжают требовать. Почему? Потому что врачи боятся ответственности, проверок, отчётов, и потому не спешат назначать или вовсе не назначают наркотические обезболивающие. Либо выписывают минимальные дозы.
«По факту врач терапевт не лечит опухоль — он снимает болевой синдром. Поэтому он имеет право выписывать рецепт на наркотические обезболивающие, не требуя справки от онколога. Врачи подстраховываются, хотя нужды в этом нет. Видимо, они боятся уголовного преследования», — поясняет главврач ГБУЗ ТОКОД Олег Терехов.
Очевидно, что навести порядок с выдачей и отчётностью наркотических обезболивающих препаратов, опираясь на действующее законодательство, вполне реально, спустив обязательную для всех поликлиник директиву сверху — из Минздрава. Что касается выписки рецептов, то на онкологов эту функцию сейчас вешать нельзя, поскольку они без того неимоверно загружены. Выход из ситуации, по мнению врачей хосписа, заключается в создании отдельной службы, которая будет вести таких пациентов и грамотно назначать лечение, принимая коллегиальное решение. Ведь если, к примеру, метастазы в позвоночнике, требуется консультация невролога, который скажет, как снять эти боли.
Парадокс: женщины часто не идут на маммографию из-за страха, что у них что-нибудь найдут
Отчего возникает рак? Если кто-нибудь совершит открытие и найдёт ответ на этот вопрос, то получит Нобелевскую премию. Сейчас есть чёткое понимание того, что приводит к раку ослабление иммунитета. Наш организм имеет собственную «армию», которая стоит на страже. Если внедрилась бактерия, иммунная система включает механизмы борьбы. Если появилась мутация в родной клетке, опять-таки, предусмотрена её гибель — апоптоз. Но при онкологических заболеваниях на этом уровне происходит сбой, ошибка: раковая клетка с мутацией «обманывает» иммунную систему, которая не может распознать «врага». А дальше клетка-мутант начинает активно делиться. Понятно, что чем слабее иммунитет, тем больше вероятность возникновения онкологии.
И все-таки рак — не приговор, если он обнаружен на ранней стадии. Поэтому каждый должен в первую очередь сам позаботиться о себе.
«У женщин на первом месте стоит рак молочной железы. Парадокс в том, что эти опухоли визуальной локализации легко выявляются при диспансерных осмотрах. Поэтому когда мы выявляем запущенные случаи, то задаёмся вопросами: как так-то? почему врачи не увидели раньше? Тогда и выясняется, что человек долгое время не ходил к врачу. Ответственность населения за своё здоровье крайне низкая. Кроме того, доступная бесплатная медицина оставляет желать лучшего», — говорит Олег Терехов.
Ещё одна причина позднего обнаружения рака в том, что сейчас среди врачей затухает так называемая онконастороженность. Опытный и неравнодушный специалист при каких-либо нетипичных симптомах заболевания (того же гриппа, к примеру) или при наличии, допустим, сахарного диабета обязательно направит пациента на дополнительное обследование. Но на практике это происходит редко из-за сильной коммерциализации медицины.
Статистика заболеваемости онкологией в Тверской области в 2016 году:
У мужчин:
рак легких - 20%
рак предстательной железы - 12%
рак кишечника 11%
рак кожи 8%
рак желудка 8% и др.
У женщин:
рак молочной железы 20%
рак кожи 13%
рак кишечника 12,4%
рак тела матки 9% и др.
Врач-гинеколог, эндокринолог Татьяна Казаишвили считает, что женщины могут уберечь себя от самых распространенных видов рака — молочной железы и шейки матки. Главное — внимание к своему организму и своевременное обследование.
Каждая женщина должна уметь самостоятельно обследовать грудь. Делать это лучше в первые 10 дней менструального цикла.
Встаньте перед зеркалом и внимательно осмотрите грудь. Если одна грудь вдруг стала больше другой, изменился цвет соска и околососкового кружка, появились участки кожи, напоминающие «лимонную корку», — это повод обратиться к врачу. Затем большим и указательным пальцами сожмите по очереди каждый сосок, чтобы выяснить, есть ли выделения из груди. Наличие выделений — тоже повод прийти на прием к маммологу. После этого заведите правую руку за голову и подушечками пальцев левой руки круговыми движениями прощупайте правую грудь. Повторите процедуру с левой грудью. Затем пропальпируйте грудь лежа, обратите внимание на подмышечную впадину и зону над грудью, под ключицей.
Помимо самообследования, женщина регулярно должна посещать маммолога. До 40 лет каждый год нужно делать УЗИ молочной железы и органов малого таза. После 40 лет, когда происходит перерождение железистой ткани груди в жировую, женщины должны регулярно делать маммографию. Чтобы вовремя обнаружить рак шейки матки, нужно регулярно посещать гинеколога.
Татьяна Казаишвили (врач гинеколог, эндокринолог ГБУЗ «Центр специализированных видов помощи им. В.П. Аваева»)
Научно доказано, что рак шейки матки вызывается вирусом папилломы человека (ВПЧ). Этот вирус передается половым путем, а потому, чтобы избежать болезни, нужно иметь одного полового партнера или пользоваться презервативами. У врача-гинеколога женщина может сдать мазок на ВПЧ и на онкоцитологию.
В ГБУЗ «Центр специализированных видов помощи им. В.П. Аваева» мазок на онкологию исследуется методом жидкостной цитологии.
«Это современный «золотой стандарт» исследования, он позволяет дать врачу более точное и информативное заключение. К сожалению, в женских консультациях Твери и области мазки на цитологию исследуют по старинке, и выявляемость патологических изменений здесь очень низкая».
Сегодня рак шейки матки можно предупредить, для этого создана вакцина от ВПЧ. Родители должны сделать прививку ребенку в возрасте 9−13 лет, до начала половой жизни. Прививка делается трижды в течение полугода. Осложнений выявлено не было. В Тверской области существует региональная программа по вакцинации от ВПЧ, но вакцины закупается недостаточно для того, чтобы охватить всех девочек. По желанию родители могут сделать прививку платно.
К сожалению, по словам Татьяны Казаишвили, в обществе очень много предрассудков по поводу прививок, в том числе и от ВПЧ.
Увеличьте свои шансы на жизнь
Заслуженный врач России Инна Румянцева рассказала о профилактике и о тех, кто находится в группе риска.
Инна Румянцева (врач-онколог ГБУЗ ТОКОД)
Каждый житель Тверской области один раз в три года бесплатно, по полису ОМС, может пройти диспансеризацию. Она включает осмотр узкими специалистами, УЗИ брюшной полости, основные анализы, флюорографию. В 2016 году среди выявленных случаев злокачественной опухоли при профилактических осмотрах I-II стадия составила 89,3%.
Основные факторы риска развития злокачественных новообразований:
Возраст
— до 29 лет из 100 000 населения рак диагностируют у 21 человека;
— от 30 до 39 лет — 98 человек из 100 000 населения;
— от 40 до 49 лет — до 250 человек из 100 000
— старше 50 лет — 1000 человек из 100 000
Рак легкого
— курение сигарет является причиной 85−90% случаев рака легкого, лица со стажем курения более 10 лет в 30 раз чаще заболевают, чем некурящие;
— болезни легких: пневмосклероз, ХОБЛ;
— мужской пол.
Однако в последние годы наблюдается рост заболеваемости и смертности от рака легкого среди женщин.
Рак желудка
— питание. Чрезмерное употребление пряностей, соленых и копченых продуктов, а также пище, богатой углеводами и бедной жирами, белками и витаминами А, С и Е;
— атрофический гастрит, вызванный Helicobacter pylori;
— дисплазия (тяжелая) слизистой желудка;
— полипы желудка;
— резекция желудка по поводу язвенной болезни (через 15−20 лет после операции).
Рак толстой кишки
— полипы;
— неспецифический язвенный колит;
— болезнь Крона;
— генетические факторы (в основном у родственников первой линии).
Рак молочной железы
— первые роды после 30 лет;
— аборты;
— пролиферативные формы фиброзно-кистозной мастопатии;
— узловые образования в молочных железах;
— кровянистые выделения из сосков молочных желез;
— заместительная гормонотерапия в постменопаузе в течение 5 лет и более;
— ожирение;
— сахарный диабет;
— гипертоническая болезнь;
— наследственная предрасположенность по материнской линии;
— предшествующее лечение по поводу рака яичников, ободочной кишки;
Рак шейки матки
— ранний возраст начала половой жизни;
— большое число половых партнеров;
— инфицирование шейки матки вирусом папилломы человека онкогенного типа;
— курение;
— отсутствие осмотра гинеколога и цитологического обследования шейки матки в течение 3 лет.
Рак предстательной железы (РПЖ)
— семейный анамнез;
— РПЖ у отца или брата в возрасте до 50 лет повышает его риск в 7 раз, если заболели после 70 лет — в 4 раза;
— измененный уровень эстрогенов и андрогенов;
— повышенные цифры ПСА (простатспецифический антиген); примерно в 15% случаев бывает ложноположительным;
— обязательна консультация уролога при наличии различных жалоб со стороны предстательной железы.
Злокачественные опухоли (ЗО) кожи (рак, меланома)
— инсоляция; в 70−80% ЗО возникают на открытых участках тела;
— ультрафиолетовое, ионизирующее излучение;
— травмы, ожоги кожи;
— иммунодефицит;
— невусы (родимые пятна), в т. ч. диспластические.
Рак щитовидной железы
— ионизирующее излучение (радиоактивные осадки или облучения области шеи);
— наследственные факторы при медуллярном раке щитовидной железы;
— ТТГ — стойкое повышение;
— Узловые образования в щитовидной железе, требующие цитологического обследования (после консультации эндокринолога).
Кроме того, хорошей профилактикой онкозаболеваний станет, как бы банально это ни звучало, здоровый образ жизни. Если следить за здоровьем в целом, укреплять иммунитет, правильно питаться, отказаться от курения и беспорядочных половых связей, можно значительно увеличить свои шансы на жизнь.
