Многие знают, как тяжело, когда в семье есть неизлечимо больной человек. В больницы таких пациентов берут неохотно, а дома ухаживать за ними трудно, да и необходимые лекарства, особенно сильные обезболивающие, достать проблематично. Однако в последние годы в России получает развитие паллиативная медицина, которая занимается именно теми больными, которым уже не суждено выздороветь.
Истоки паллиативной медицины некоторые специалисты находят в начале XVIII века, когда на Руси возникли такие формы общественного призрения, как богадельни для увечных и престарелых. В советские годы паллиативной медициной как отдельной отраслью практически не занимались, она получила некоторое развитие лишь во второй половине 80-х годов ХХ века на базе ведущих онкологических центров СССР. Многие анестезиологи и онкологи всячески старались облегчить страдания неизлечимых больных; впоследствии именно они сформировали российскую школу паллиативной медицины.
В феврале 2019 года Государственная дума приняла в третьем чтении закон об организации паллиативной медицинской помощи. По официальным оценкам, на тот момент в ней нуждались от 800 тысяч до миллиона жителей страны.
Создание первого паллиативного центра в России происходило непросто. О том, как начиналась эта работа, рассказала Радио Свобода Ольга Демичева, врач-эндокринолог, член Российской ассоциации паллиативной медицины.
– В 1998 году в 11-й клинической больнице Москвы открылось первое в России отделение паллиативной медицинской помощи. На тот момент в стране уже существовало, по-моему, два хосписа: один в Питере и второй в Москве – хоспис Веры Миллионщиковой. Но наше отделение было первым на базе многопрофильного стационара, в которое не просто госпитализировали крайне тяжелых пациентов с неблагоприятным прогнозом, но и была возможность разнопрофильного и многофункционального оказания им помощи в зависимости от того, какая симптоматика у них превалировала. В это отделение на тот момент поступали исключительно онкологические больные четвертой клинической группы, то есть неизлечимые больные, и собственно говоря, с них все и начиналось в деле паллиативной помощи не только в России, но и во всем мире. Более половины пациентов с неблагоприятным прогнозом – это не онкобольные
Но более половины пациентов с неблагоприятным прогнозом, которые в ближайшие месяцы могут уйти из жизни или в ближайшие годы будут прогрессивно ухудшаться, – это не онкобольные. Это и пациенты с органной недостаточностью, и люди прогрессивно стареющие, с так называемой старческой хрупкостью или немощью, и многие другие. И все это паллиативная симптоматическая помощь в ситуации, где мы не в состоянии вылечить человека, но можем снять у него тяжелые симптомы. К 2014 году уже был единый подход: в паллиативные отделения должны поступать не только онкологические пациенты. И мы тоже пошли по этому пути.
К этому времени в нашей 11-й клинической больнице уже было одно мощное паллиативное направление, помимо имеющегося отделения для онкологических больных: первый в Москве и на тот момент единственный центр для пациентов с рассеянным склерозом. Это прогрессирующее заболевание, и на сегодняшний день выздороветь от него, к сожалению, нельзя, а прогрессируя, оно тяжко инвалидизирует людей. Вот этих пациентов, в том числе очень тяжелых, мы тоже сконцентрировали у себя, заботились о них, лечили их мультидисциплинарной командой. Чуть позже появилось кардиологическое отделение для пациентов с прогрессирующей сердечной недостаточностью, то есть тех, которых тоже нельзя было радикально вылечить, кого не брали на трансплантацию сердца, но им можно было подобрать терапию, поддерживающую жизненные функции и значительно улучшающую качество жизни. Еще чуть позже у нас появилось пульмонологическое направление, для пациентов с ХОБЛ (хронической обструктивной болезнью легких), с прогрессирующей тяжелой дыхательной недостаточностью. Вот, собственно, по этим направлениям мы и работали. Моя функция была – лечить у всех этих пациентов сопутствующие эндокринные заболевания.
Мы узнали, что больница готовится к "оптимизации", то есть фактически к уничтожению
К 2014 году мы уже полностью сложились как паллиативное учреждение. У нас сформировалась совершенно блестящая, уникальная команда, которая умела работать с такими тяжелыми больными. Считая, что мы готовы стать первым в России паллиативным центром, мы обратились к руководству Министерства здравоохранения РФ и одновременно – в Департамент здравоохранения Москвы. Для нас было не принципиально, кто возьмет под крыло эту уникальную клинику, важно было, чтобы ей дали статус паллиативного центра и помогали дальше развиваться. Но Минздрав ответил, что, поскольку наша больница является учреждением Департамента здравоохранения Москвы, он не может взять нас под свою юрисдикцию, а Департамент в ответ на наше предложение промолчал. И буквально через пару месяцев мы узнали, что больница готовится к "оптимизации", то есть фактически к уничтожению – к слиянию с другой московской больницей. Мы должны были стать филиалом 24-й больницы, и нам открытым текстом сказали, что через некоторое время нас объявят неэффективными, закроют, здание передадут Москомимуществу, и больница прекратит свое существование.
Вот тогда, в конце 2014 года, весь коллектив больницы, пациенты и их родственники вышли на акции протеста за сохранение клиники и за создание на нашей базе первого в России паллиативного центра. Удивительно, но нам удалось это пробить. Первый паллиативный центр открылся летом 2015 года. Единственное, в центр прислали руководство, перед которым была поставлена задача – под любым предлогом убрать из больницы всех инициаторов создания паллиативного центра, что в итоге и было сделано: кто-то продержался дольше, кто-то – меньше. Я ушла только тогда, когда поняла, что больница в хороших руках.
В мае 2016 года наконец убрали деструктивное руководство, у которого были задачи – расправиться с коллективом, и это делалось довольно жестко и цинично, это горький период в работе клиники. Пришла замечательная Анна Константиновна Федермессер, которая имела перед собой совершенно другую цель – создать паллиативный центр хорошего качества. И вот когда она пришла, я, проработав еще несколько месяцев, поняла, что клиника будет жить и функционировать, но мне, как эндокринологу, в том формате, в каком она развивалась, там было мало простора, а это все-таки моя основная специальность.
– В чем необходимость создания подобных центров и выделения паллиативной помощи в некую отдельную сферу?
Паллиативная медицина не имеет возможности спасти человека, сделать его здоровым, вернуть в строй, но может устранить или облегчить страдания
– Дело в том, что у медицины есть несколько функций, и основная, традиционно понятная ее функция – вылечивать людей. Человек болеет – его надо вылечить, чтобы он выписался выздоровевшим. Паллиативная медицина – это особое направление: мы помогаем тем, кого вылечить нельзя. Но при том, что человек уже не выздоровеет и состояние его будет только прогрессивно ухудшаться, до последнего дыхания можно помогать ему таким образом, чтобы даже очень тяжелое заболевание причиняло ему минимум страданий. И для этого абсолютно не нужно поднимать разговор об эвтаназии, достаточно знать те методы, которыми уже сегодня прекрасно владеет медицина: методы обезболивания, методы улучшения дыхательной функции, методы снятия таких тяжелых симптомов, как тошнота и рвота, и так далее.
Тот комплекс симптомов, который сопутствует любому тяжелому заболеванию, по счастью, теперь может хорошо контролироваться и поддаваться устранению. Вот этим и занимается паллиативная медицина. Она не имеет возможности спасти человека, сделать его здоровым, вернуть в строй, но может устранить или облегчить страдания.
Паллиативная медицина работает там, где бессильна медицина, которая вылечивает. Есть ситуации, когда спасти человека уже нельзя. Вот, допустим, есть онкологический пациент, его прооперировали, удалили опухоль, провели энное количество курсов химиотерапии, попытались сделать трансплантацию костного мозга, применили самые современные методы лечения, которые известны на планете: все варианты лучевой и таргетной терапии, иммунотерапии, сделали все, что могли, но опухоль прогрессирует, и человеку все хуже и хуже. И мы видим, что уже ничего не можем сделать с этим опухолевым процессом. Именно в этот момент мы понимаем, что здесь остается простор для работы только паллиативной медицины. Это не значит, что она не подключится раньше. Паллиативная медицина начинает функционировать еще на этапе курабельной медицины, но работает именно с симптомами. У паллиативной медицины нет возможности и задачи – излечить, у нее есть возможности и задачи – улучшить качество жизни, вот этим она и занимаемся.
– В чем, в таком случае, отличие хосписа от центра паллиативной помощи?
Если человек хочет находиться дома, с близкими, то можно организовать ему так называемый хоспис на дому
– В том виде, в каком это существует сейчас, к сожалению, разницы почти нет, но это неправильно. Просто надо выделять средства, развивать это, и я думаю, что мы к этому придем. Но для начала надо закрыть самые большие дыры и хотя бы обеспечить хосписной помощью всех нуждающихся пациентов, а потом уже от этой точки двигаться вширь. Хосписная помощь – это финальная часть паллиативной помощи, которая предполагает сопровождение процесса умирания. А вот все, что предшествует этому процессу, но уже требует симптоматической терапии в силу невозможности радикально излечить, – это паллиативная помощь на ее более ранних этапах. Любая паллиативная помощь заканчивается хосписной помощью. Хосписная помощь неотделима от общей концепции паллиативной помощи, но паллиативная помощь – гораздо более широкое понятие.
– А как это все устроено в развитых странах Запада? Вы наверняка изучали этот опыт.
– Хосписная помощь там организована весьма достойно, причем это и хосписы, в которые госпитализируют пациентов, и хосписы, которые организуют непосредственно на дому. У нас сейчас тоже переняли этот опыт: если человек хочет находиться дома, с близкими, то можно организовать ему так называемый хоспис на дому. Вся необходимая помощь будет оказываться там, где человек живет: это будет и дыхательная аппаратура, и адекватное обезболивание, и патронажное медицинское сопровождение.
А вот что касается паллиативной помощи на более ранних этапах, здесь все очень пестро, и не только в России, но и в развитых странах. Ведь сопровождение и тяжелых хроников, и инвалидов детства (а это тоже, по сути, паллиативные пациенты, особенно крайне тяжелые инвалиды), и очень пожилых людей – это большие направления паллиативной помощи.
Люди боятся не вот этой точки ухода, а того, что будет больно и страшно. И вот эта зона страха должна быть под контролем у паллиативной помощи
Вообще, паллиативная помощь – это понятие даже более широкое, чем медицина. Есть понятие паллиативной медицинской помощи, которая касается и лекарственных препаратов, и хирургических паллиативных методов, а таких много. Например, у человека непроходимость пищевода, и есть паллиативная операция по восстановлению этой проходимости, чтобы человек не погибал от голода. Постановка пациентам гастростом и трахеостом при разных нарушениях функций – это все тоже паллиативные вмешательства. Вот эта медицинская составляющая велика, но она не определяет всё понятие паллиативной помощи, потому что в это понятие входит еще и особое отношение к человеку, и психологическое сопровождение, и духовная поддержка (многие люди – верующие, и им тоже нужно оказывать соответствующую поддержку). В командах паллиативной помощи есть и библиотекари, и игротерапевты, и методисты лечебной физкультуры, и кого там только нет. Это очень большая и разноплановая команда, которая должна предусматривать многое и насыщать все стороны жизни человека.
– По вашему опыту работы с такими больными, что это дает, что при этом меняется для них?
– Это дает чрезвычайно многое, потому что человек абсолютно нуждается в нескольких вещах, и при удовлетворении этих абсолютных нужд возникает чувство защищенности до конца. Понимаете, страх смерти – это же непреложная вещь, это есть всегда и у каждого. Но страх смерти не упирается в само предстоящее небытие, особенно у верующих людей. Люди боятся не вот этой точки ухода, а того, что будет больно и страшно. И вот эта зона страха должна быть под контролем у паллиативной помощи еще до того, как началось состояние умирания.
Паллиативная помощь – это и поддержка близких. Ведь когда в семье есть тяжело больной человек, совершенно необходимо поддержать вот эту фактически выпавшую из жизни семью, которая вся вращается вокруг общего горя. Надо помочь людям сохранять социальную адаптированность, не разрушаться, не уходить в депрессию, в крайне тяжелое психологическое состояние под действием горя. Впоследствии надо помочь им пережить потерю, которая их неминуемо постигнет, и они должны быть настолько готовы к этой потере, чтобы не сломаться под ее тяжестью.
Мгновенная смерть происходит у 12–13% умирающих, а все остальные смерти на земле – это медленно и тяжко
Есть еще такой момент. Помните, была такая песня: "Уходили комсомольцы на Гражданскую войну… И родная отвечала: "Я желаю всей душой если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой". Так вот, мгновенная смерть происходит у 12–13% умирающих, а все остальные смерти на земле – это медленно и тяжко. Вот и судите сами, насколько нужна паллиативная помощь. Есть люди, которые идут к финалу очень долго и мучительно, иногда это годы, и это никак не хоспис, никак не end of life. Вот те же больные рассеянным склерозом – это иногда много-много лет постепенного угасания, длительное обездвиживание, и это очень тяжело, особенно когда голова при этом остается ясной.
– Я слышала, что в этой области иногда действуют мошенники. Это так?
– Мне, наверное, повезло, я не часто сталкивалась с такими ситуациями, во всяком случае, не чаще, чем в обычной медицине. Единственное, что мне крайне неприятно: есть платные паллиативные отделения. Я понимаю, что платная медицина – это наши сегодняшние реалии, но, на мой взгляд, родовспоможение и сопровождение безнадежных больных – это те зоны в медицине, за которые деньги брать нельзя. Эти направления должны полностью закрываться социальным государством.
Иногда я слышу, какие огромные деньги платили родственники за каждые сутки в паллиативном отделении какого-нибудь Европейского медицинского центра. А потом они попадают в наш паллиативный центр и говорят: "Да у вас тут просто рай!" – там с них ни копейки не берут. К тому же тут лучше и условия, и отношение, лучше организованы процессы оказания помощи. Мы знаем, как надо, мы это делаем, и при этом параллельно существует другой мир паллиативной помощи, где считают возможным объявлять это направление платным. Это неправильно, – уверена врач Ольга Демичева.
О том, что такое паллиативная медицинская помощь, рассказывает Татьяна Кравченко, главный врач Московского многопрофильного центра паллиативной помощи Департамента здравоохранения Москвы.
– Это отдельный вид медицинской помощи, который закреплен в 323-м федеральном законе. Пациенты, нуждающиеся в оказании такой помощи, требуют специальных знаний, навыков и подхода, направленного на решение не только медицинских вопросов: это и психологическая, и социальная, и духовная помощь. Без всего этого комплекса невозможно говорить о том, что мы качественно улучшим жизнь пациента и его семьи, а это основная цель при оказании паллиативной помощи. Мы никогда не рассматриваем пациента отдельно от его семьи, ведь такой больной нуждается в большом комплексе различных услуг, и очень часто в оказание этой помощи бывает вовлечена вся семья. Мы помогаем семье, обучаем, как правильно ухаживать за больным, например, как переворачивать пациента, перестилать постель, кормить, организовывать прикроватное пространство. Объясняем, какие есть особенности, когда изменяется состояние пациента и его активность.
Мы не можем прибавить дней к жизни, но можем добавить больше жизни в каждый день
Оказание паллиативной помощи обычно начинается, когда пациент еще может самостоятельно себя обслуживать. Дальше его физическая активность снижается, пациент может быть ограничен пределами квартиры, если он находится дома, а потом – уже только пределами кровати. И каждый этап болезни, каждое изменение состояния требует специальных навыков и возможностей, подключения различных специалистов. Это может сделать только команда, которая объединяется вокруг пациента и его семьи. Она включает врачей, медсестер, психолога, психотерапевта, социального работника, представителя той или иной духовной конфессии, волонтеров, а если необходимо, то и юриста.
Очень большой объем помощи, как на дому, так и в стационаре нашего Центра оказывают волонтеры благотворительного фонда помощи хосписам "Вера". Один из основных девизов волонтеров: "Мы не можем прибавить дней к жизни, но можем добавить больше жизни в каждый день". Они наполняют жизнь пациентов приятными моментами и сюрпризами. Это огромная работа. Нужна самая разнообразная волонтерская помощь – от сопровождения пациентов во время прогулок в теплое время года, когда мы вывозим всех на креслах и кроватях на свежий воздух, до организации праздников и концертов.
Наши волонтеры – люди неравнодушные. Они находят артистов, устраивают концерты в Центре и его филиалах – хосписах. Если вдруг пациент хочет увидеть какого-то конкретного исполнителя, волонтеры совершают чудеса, обращаются к этим людям, и те практически всегда откликаются и приезжают – просто в палату к человеку, для того чтобы исполнить его мечту, улучшить настроение, создать праздник. Скажем, пациент всю жизнь мечтал полетать на вертолете: волонтер находит нужных людей, организует это. А кто-то хочет покататься по вечерней Москве. Или, например, человек который долго находится дома и не имеет физической возможности выйти на улицу, говорит, что хочет погулять в своем любимом Царицынском парке, и наш волонтер тоже помогает организовать это. Это те маленькие минуты счастья, из которых и состоит наша жизнь, они украшают ее и создают неповторимое настроение.
У нас проходят самые разные мастер-классы. Даже те, кто никогда в жизни ничего не делали собственными руками, благодаря хорошим мастерам создают потрясающие вещи: например, рисование песком – это очень красиво! Все это наполняет жизнь, делает ее разнообразной и интересной. Приходят специалисты, делают нашим пациентам потрясающие прически, маникюр и педикюр, приезжают музыкальные коллективы, актеры показывают мини-спектакли. Это могут быть и очень именитые артисты, и совершенно потрясающие люди, которые занимаются в художественной самодеятельности. Имя и статус не так важны, как отношение, желание сделать праздник, наполнить душу счастьем, подарить любовь – это то, чего нам всем не хватает, а особенно сильно не хватает нашим пациентам.
Вот в одном из наших хосписов пациентка мечтала увидеть Николая Баскова. Волонтеры обратились к нему, и он приехал на несколько часов, сидел и разговаривал с ней, и оба были абсолютно счастливы. Да, некоторые отказываются, и их тоже можно понять, но те, кто может, находят время и делают жизнь прекрасней.
– Как работает ваш центр? Трудно ли в него попасть, что для этого нужно?
– На базе нашей организации создан городской координационный центр, который работает круглосуточно. Туда может прийти любой желающий. Можно принести документы или отправить их по электронной почте, можно позвонить. К нам может обратиться любой сотрудник медицинской организации, врач поликлиники или доктор стационара, а также родственники или неравнодушные соседи, которые видят, что состояние человека ухудшается и ему нужна помощь специалистов. Важно, что сейчас любой врач, к которому обращается пациент, оценив его состояние, имеет право признать его нуждающимся в оказании паллиативной помощи. Если это пациент с прогрессированием онкологического заболевания, то врач единолично принимает решение. Если же это неонкологический пациент, например, с последствиями перенесенного инсульта с грубыми нарушениями функций организма, последствиями тяжелых травм или коморбидной патологией: это когда есть два и более заболеваний, взаимосвязанных между собой и негативно влияющих на состояние человека, то доктор инициирует заседание врачебной комиссии той медицинской организации, где наблюдается пациент, и по ее решению он признается нуждающимся в оказании паллиативной помощи, и его документы направляются к нам. К пациенту выезжает врач нашей выездной службы, осматривает его, определяет тактику ведения – на дому или в стационаре. Центр паллиативной помощи имеет стационар на 200 коек, 8 филиалов – хосписов для оказания помощи взрослому населению и один детский хоспис. Помимо этого, у Центра 16 отделений выездной службы для взрослых и одна выездная служба для оказания помощи на дому детям.
– Все это предназначено только для москвичей?
– Да, так как наша паллиативная помощь финансируется из бюджета города Москвы.
– На Москву этого достаточно? Нет такого, что очень много желающих, и вы не всем можете помочь?
Человеку трудно принять, что болезнь перешла в другую стадию своего развития. Многие боятся самого слова "хоспис"
– Наш Центр – не единственная медицинская организация, в которой оказывается паллиативная помощь. Есть паллиативные отделения в многопрофильных больницах. Для детей есть отделение в Морозовской детской городской клинической больнице, существует еще частная организация "Дом с маяком", в котором есть стационар и выездная служба. Любому пациенту, который нуждается в оказании паллиативной помощи, если мы о нем знаем, такая помощь оказывается.
Тут важен другой момент. Для нашего менталитета очень сложен этап перехода: например, далеко не каждый онкологический больной, когда узнает, что невозможно дальше продолжать противоопухолевое лечение и ему рассказывают о паллиативной помощи, сразу обращается к нам: люди боятся или считают, что это понадобится им когда-нибудь потом. Человеку трудно принять, что болезнь перешла в другую стадию своего развития. Многие боятся самого слова "хоспис". Причина таких предубеждений – в недостаточной информированности или в непринятии своего состояния. Но ведь паллиативная помощь – это не минус, а плюс к той помощи, которую получает человек. Специалисты паллиативной помощи обладают особыми знаниями, которыми могут не обладать врачи других специальностей.
– Допустим, человек стал пациентом вашего Центра. Как происходит работа? Сколько он может у вас оставаться?
– Самой главной нашей задачей при оказании паллиативной помощи является создание комфортных условий на дому, потому что теплую домашнюю обстановку не сможет заменить ни одна больница. Для этого врач выездной службы приезжает к пациенту домой и оценивает его состояние, изучает все проблемы, которые нужно решить для данного пациента и членов его семьи. Если имеется потребность в перевязках, обработке пролежней или проведении противопролежневых мероприятий, то назначаются визиты медицинской сестры. Большая часть нашей работы – это обучение родственников элементам ухода за больным. При необходимости младшие медицинские сестры выезжают и помогают купать пациентов и осуществлять все необходимые гигиенические процедуры. Если врач видит, что у пациента боли, очень выраженная одышка или какие-то другие тягостные симптомы, с которыми на данный момент невозможно справиться на дому, то человек госпитализируется в какое-либо из наших подразделений – либо в Центр, либо в один из хосписов. Там мы подбираем необходимую терапию.
Мы – медицинская, а не социальная организация, и постоянное нахождение пациентов в стационаре у нас не предусмотрено. Длительность пребывания в Центре зависит от клинической ситуации. Перед нами стоит задача – подобрать комплекс мероприятий, симптоматическую терапию, такие препараты и в таких дозировках, чтобы купировать те тягостные симптомы, которые есть у пациента. Когда ситуация стабилизируется, человек выписывается на дом, но при этом не пропадает из сферы нашего внимания. К нему вновь приезжают сотрудники выездной службы и ведут его на дому. Если состояние ухудшается, появляются какие-то сложности, пациента снова госпитализируют. А в случае, если состояние больного прогрессивно ухудшается, конечно, он уходит в наших стенах.
– Как работают ваши психологи? Насколько эффективна эта работа, по вашим наблюдениям?
– Это очень-очень важно. Когда физическое состояние пациента меняется, соответственно, меняется и его психологическое состояние. От непринятия своего состояния до принятия проходит пять стадий. И в этой ситуации важно грамотно помочь скорректировать этот процесс, правильно провести беседы. Но психологическую помощь у нас оказывают не только психологи и психотерапевты. Все врачи и медицинские сестры обучены ведению так называемых "сложных разговоров", когда пациенты не готовы к принятию своего состояния или есть какие-то проблемы, которые мешают им жить. Поэтому у нас очень много времени отводится на обучение именно грамотному ведению таких сложных разговоров, ведь у Центра нет ни одного пациента, у которого все было бы легко и просто. У нас нет равнодушных людей, они у нас просто не могут работать, им здесь будет некомфортно
При тяжелой прогрессирующей болезни возникает множество проблем: и психологических, и медицинских, и духовных, и иных, которые в комплексе полностью разрушают жизнь. В этой ситуации важно, чтобы работала команда. Это не означает, что если мы видим, что у пациента подавленное настроение, мы обязательно приглашаем психолога – нет! Каждый сотрудник, который находится рядом с пациентом, разговаривает с ним, пытается понять, в чем дело: может быть, к человеку длительное время никто не приходил, или он ждет звонка от какого-то близкого человека, а тот по каким-то причинам не звонит. Элементарное внимание со стороны каждого нашего сотрудника, желание понять проблемы пациентов и решать их помогает улучшить качество жизни. Это не отдельные специалисты! Это каждый человек, который подходит к больному. У нас нет равнодушных людей, они у нас просто не могут работать, им здесь будет некомфортно.
– Ваши сотрудники проходят специальное обучение на каких-то курсах или вы сами в процессе работы обучаете их общаться с пациентами?
– Есть специальные тренеры, которые проводят соответствующее обучение, понимая, что без качественной коммуникации оказывать паллиативную помощь невозможно. Нам объясняли, как находить те маркеры, на которые мы должны обратить внимание, как вести эти сложные разговоры, помогать человеку корректно выходить из тяжелых ситуаций. При этом наши пациенты и их близкие рассматриваются нами как единое целое, как два сообщающихся сосуда. Это как в педиатрии – невозможно лечить ребенка, не обращая внимания на состояние мамы, папы, бабушки или дедушки, которые находятся рядом с ним, ведь если мама нервничает, то ребенок плачет. У нас точно такая же ситуация. Можно замечательно стабилизировать состояние пациента, создать ему комфорт, но если к нему приходит посетитель, который садится и начинает рассказывать что-то неприятное, плачет, выдает негативные эмоции, то состояние человека сразу же ухудшается, и болезнь, к сожалению, прогрессирует. В этой ситуации очень тяжело добиться равновесия и гармоничных взаимоотношений. Каждое подобное взаимодействие приводит к тому, что состояние пациента меняется, и, к сожалению, в худшую сторону. Поэтому очень важно обращать на это внимание и помогать семье, которая находится рядом с пациентом. А бывает, что это даже не родственники, а какие-нибудь замечательные подруги, которые иногда ближе, чем родные, и они очень помогают больным. Но в любом случае важно, чтобы те люди, которые находятся рядом с пациентом, понимали и принимали ситуацию, и им тоже было комфортно.
– Больные какими заболеваниями становятся вашими пациентами?
В Центре наблюдаются пациенты, которым и 90 лет, и даже 100
– На начальном этапе организации паллиативной помощи в России это были только онкологические заболевания, а в настоящее время это и пациенты с тяжелыми необратимыми последствиями нарушений мозгового кровообращения, тяжелыми необратимыми последствиями травм, дегенеративными заболеваниями нервной системы, болезнью Альцгеймера с тяжелыми органными поражениями на поздних стадиях.
– Если ли шанс попасть в ваш Центр у совсем пожилых людей?
– У нас нет возрастных ограничений. В Центре наблюдаются пациенты, которым и 90 лет, и даже 100. Если человек нуждается в оказании паллиативной помощи, то это наш пациент, неважно, сколько ему лет, и мы ведем его столько, сколько ему отпущено, – сообщает Татьяна Кравченко, главный врач Московского многопрофильного центра паллиативной помощи.
Эксперты отмечают: в тех местах, где при больницах есть отделения паллиативной помощи, врачам удается более-менее контролировать ситуацию. Однако такие отделения, а тем более специализированные центры существуют на данный момент далеко не во всех российских регионах, и положение неизлечимых больных там, где их нет, по-прежнему остается тяжелым.