Я позвонила Денису Проценко с вопросом: «Ты не против, если я напишу про тебя для GQ?» – «Против, Нют, – ответил он. – Нас тут много, понимаешь? И все пашут одинаково. Нельзя писать только про меня». Поэтому я решила написать про Дениса и других. Их действительно очень много.

Денис Проценко, анестезиолог-реаниматолог с быстрыми мозгами и хорошим чувством юмора. Большой и комфортный. Слышишь его голос, смотришь в глаза – и становится спокойно. С таким врачом не страшно засыпать на операционном столе. Мы познакомились лет семь назад, когда он принес в Департамент здравоохранения проект по центрам боли. Помню, я слушала его и не могла поверить, что есть в Москве специалист, который поможет мне продвигать тему обезболивания. Если про это говорит анестезиолог – проблема приобретает совершенно особое звучание. Анестезиологи – это медицинская элита. Не то что какой-то там общественник с умирающими в хосписах.

Я для Дениса тоже была интересным зверем. Фамилия Федермессер для любого анестезиолога в нашей стране обладает магической силой. Мой папа – Константин Матвеевич Федермессер – основоположник советской акушерской анестезиологии. Все анестезиологи-реаниматологи читали про него в учебниках и осваивали его статьи. Увидеть меня – это почти как прикоснуться к профессору Федермессеру.

Мы с Денисом быстро сдружились. Я невероятно ценю во врачах умение жить с пациентами на одной планете, не прячась за терминами, белым халатом и фонендоскопом на шее. Денис, при всех своих внушительных габаритах, с пациентом, да с любым человеком, всегда на равных. Это невероятно подкупает. Для него не проблема приобнять пациента или взять за руку. Медсестра и врач для него одинаково ценны. Войти в палату без стука – табу.

Именно Денис помогал объяснять руководству города, зачем открывать в Москве центр респираторной поддержки. Это отделение в нашем Центре паллиативной помощи, где на искусственной вентиляции легких находятся пациенты, которые никогда не смогут дышать без аппарата. Без отделения они были бы пожизненно заперты в белостенных стерильно-неоновых реанимационных боксах.

Опираясь­ на мнение главного специалиста – Дениса Проценко, – мы открыли центр, и теперь люди на ИВЛ могут гулять по улицам, выезжать на концерты, смотреть кино, жить, а не ждать.

Денису все интересно, он профессионал, для которого человек важнее и значительнее, чем болезнь. Поэтому именно Проценко первым в Москве открыл двери своего отделения реанимации для волонтеров, родственников и даже для журналистов. И я совсем не удивилась, когда именно Денис одним из первых стал работать с COVID-19. А заболев, самоизолировался не дома – в собственном ­кабинете.

Сейчас в Москве более 20 больниц принимают пациентов с подозрением на коронавирусную инфекцию; 47 поликлинических корпусов перепрофилированы под центры компьютерной томографии и работают только c пациентами с ОРВИ и подозрением на COVID. При Департаменте здравоохранения в Москве создан клинический комитет, в который входит около дюжины лучших специалистов из разных больниц города. И знаете, что ­по-настоящему вдохновляет? Как потрясающе все работают вместе. Как быстро забываются обиды, ссоры, ревность, претензии. Благодаря этому чертову вирусу в российскую медицину вернулась коллегиальность. Два раза в день, утром и вечером, по видеосвязи обсуждается каждый пациент. Изучают все научные работы: и европейские, и американские.

Двигаются на ощупь. За каждого ­человека бьются так, что сразу становится не страшно.

Вместе с Проценко с коронавирусом борется совершенно потрясающая Марьяна Лысенко, руководитель одной из лучших московских больниц ГКБ № 52. Генерал в юбке, дама с низким сипловатым и очень киношным голосом.

***

Алексей Свет, харизматичный и артистичный доктор, из тех, кто берет трубку 24/7, может послать на три буквы, но никогда не откажет в помощи. Он один из лучших диагностов нашего времени, волшебник. И это у него не из области знаний, а настоящий дар.

***

Елена Юрьевна Васильева; при виде нее у меня наступает некоторый паралич. Еще родители рассказывали, что она великая, спасла друга нашей семьи – поэта Юрия Левитанского. Позже тот посвятил ей одно из лучших своих стихотворений «Мои доктора». Васильева создала в городе сеть инфарктных центров, и благодаря ей от инфаркта в Москве теперь практически не умирают.

***

Николая Филипповича Плавунова боялась еще моя мама (Вера Миллионщикова ­– основатель и главврач Первого московского хосписа. – Прим. GQ). Под язык брала валидол перед входом в его ­кабинет. А ведь именно при его поддержке 26 лет назад открылся хоспис. А потом, спустя 16 лет после открытия и через неделю после маминой смерти, именно он позволил мне участвовать в подборе кандидатов на пост главврача. Сейчас Николай Филиппович возглавляет московскую службу скорой помощи. Его люди сегодня принимают удар первыми. Первыми заболевают, первыми выздо­равливают и возвращаются в строй. Чтобы работать, ­пахать.

***

Сергей Морозов, рентгенолог. Он создал общую сеть всех кабинетов компьютерной томографии в Москве. Сейчас эта база позволяет быстро обмениваться данными, контролировать и анализировать происходящее, не терять время и не тратить ресурсы на повторные диагностические процедуры.

***

Молодой и лихой Сергей Петриков, новый руководитель легендарного Института Склифосовского. Представляете, что это такое – возглавить «Склиф»? Не каждому такое бремя под силу. Но ему – вполне по плечу. Человек-гора, увы, безнадежно женат.

***

Андрей Тяжельников ведает всеми поликлиниками города, интеллигентно картавит. Сам пришел ко мне знакомиться и сказал, что надо менять в Моск­ве всю эту затяжную бодягу с выпиской рецептов на обезболивание. Мы с ним вселенную перевернули в этой области. А еще он решил, что ему не западло погрузиться в сестринскую работу, и мы вместе съездили в польский городок Торунь, учились сестринскому делу, изучали опыт работы ­одного из лучших мировых хосписов в ­Гданьске.

***

Светлана Сметанина, главный врач инфекционной больницы № 1. Она помогает всем разбираться, как правильно надевать и снимать костюмы, носить перчатки (если вы думаете, что это очень просто и все медики делают это правильно, – вы заблуждаетесь). Это целый алгоритм: перевезти каталку с едой из зараженного стационара обратно в пищеблок, в чис­тую зону, или грамотно разграничить зоны в приемном покое, или правильно замочить пластиковые защитные очки, чтобы потом можно было их вновь безопасно использовать.

***

А есть еще главный врач Филатовской больницы с чудесной фамилией Вечорко – Валерий Иванович­. Кроме того, что с ним можно очень мило посидеть и обсудить разные сорта самогонки, за пару лет он сумел превратить старую пятнадцатую больницу, которую весь город называл центром здравозахоронения, в современный многопрофильный медцентр. И сейчас вместе со многими другими перепрофилировал его в инфекционный стационар.

***

Я могу перечислять имена и дальше: от Леонида Михайловича Печатникова, который по-военному быстро переоделся и приступил к лечению пациентов с пневмониями, до Ирины Горячевой, заведующей хосписом в Бутово, в котором первыми приняли паллиативных пациентов с коронавирусом. Тех, кто трудится в перегруженных лабораториях, или членов неунывающей команды Сергея Гуменюка, врача, на любую просьбу о помощи отвечающего скудным мужским «принято, сделаем».

Денис Проценко – крутой. Но он достоин отдельной колонки не больше и не меньше, чем все упомянутые и неупомянутые врачи, медсестры, санитарки, которые работают, рискуя здоровьем и жизнью, в жарких и неудобных костюмах, в масках, в которых трудно дышать, в новых командах, на ходу привыкая к правилам и друг к другу. Надо писать и говорить о тех, кто за кулисами. Про отделы торгов, которые перестраиваются на экстренные закупки. Про технарей и строителей, которые монтируют новые двери, чтобы разделять зоны на зараженные и чистые. Про кадровиков, которые без конца меняют списки и графики, потому что персонал выбывает так, словно всех пулеметом ­скашивает. Про таксистов, которые бесплатно возят медиков. Про рестораторов, которые их бесплатно кормят. Никакой фронт не может справиться без тыла.

Да, я прекрасно знаю, сколько всего «не так». Что не хватает средств индивидуальной защиты. Многие некоронавирусные больные не могут получить доступ к специализированной помощи. Что толчея в метро в первый день работы пропускного режима обернется новыми зараженными. Медработники из далекого Подмосковья и других регионов едут на работу в Москву в пригородных электричках и сами становятся жертвами и переносчиками вируса. Я знаю, что коронавирус не сделал санитарок более вежливыми, а маски и защитные халаты не станут волшебной палочкой, превратившей нашу медицину из несовершенной в совершенную. У меня, как и у всех, есть знакомые, потерявшие деньги и работу. Но оставим это для другой статьи.

А сегодня я каждый день наблюдаю за тем, как все мы очень стараемся. Что пандемия подарила нам неожиданную возможность стать лучше, заботливее и ближе. Стать друг другу дороже, чем мы были до ковида.